В некотором царстве, в некотором государстве жил-был(1) Иван-царевич; у него было три сестры: одна Марья-царевна, другая Ольга-царевна, третья Анна-царевна. Отец и мать у них померли; умирая, они сыну наказывали: «Кто первый за твоих сестер станет свататься, за того и отдавай — при себе не держи долго!» Царевич похоронил родителей и с горя пошел с сестрами во зеленый сад погулять. Вдруг находит на небо туча черная, встает гроза страшная. «Пойдемте, сестрицы, домой!» — говорит Иван-царевич. Только пришли во дворец — как грянул гром, раздвоился потолок, и влетел к ним в горницу ясен сокол, ударился сокол об пол, сделался добрым молодцем(2) и говорит: «Здравствуй, Иван-царевич! Прежде я ходил гостем, а теперь пришел сватом; хочу у тебя сестрицу Марью-царевну посватать». — «Коли люб ты сестрице, я ее не унимаю — пусть с богом идет!» Марья-царевна согласилась; сокол женился и унес ее в свое царство.
Дни идут за днями, часы бегут за часами — целого года как не бывало(3); пошел Иван-царевич с двумя сестрами во зеленый сад погулять. Опять встает туча с вихрем, с молнией. «Пойдемте, сестрицы, домой!» — говорит царевич. Только пришли во дворец — как ударил гром, распалася крыша, раздвоился потолок, и влетел орел; ударился об пол и сделался добрым молодцем: «Здравствуй, Иван-царевич! Прежде я гостем ходил, а теперь пришел сватом».(4) И посватал Ольгу-царевну. Отвечает Иван-царевич: «Если ты люб Ольге-царевне, то пусть за тебя идет; я с нее воли не снимаю». Ольга-царевна согласилась и вышла за орла замуж; орел подхватил ее и унес в свое царство.
Прошел еще один год; говорит Иван-царевич своей младшей сестрице: «Пойдем, во зеленом саду погуляем!» Погуляли немножко; опять встает туча с вихрем, с молнией. «Вернемся, сестрица, домой!» Вернулись домой, не успели сесть — как ударил гром, раздвоился потолок и влетел ворон; ударился ворон об пол и сделался добрым молодцем: прежние были хороши собой, а этот еще лучше(5). «Ну, Иван-царевич, прежде я гостем ходил, а теперь пришел сватом; отдай за меня Анну-царевну». «Я с сестрицы воли не снимаю; коли ты полюбился ей, пусть идет за тебя». Вышла за ворона Анна-царевна, и унес он ее в свое государство.
Остался Иван-царевич один; целый год жил без сестер, и сделалось ему скучно. «Пойду, — говорит, — искать сестриц». Собрался в дорогу, шел-шел и видит — лежит в поле рать-сила побитая. Спрашивает Иван-царевич: «Коли есть тут жив человек — отзовися! Кто побил это войско великое?» Отозвался ему жив человек: «Все это войско великое побила Марья Моревна, прекрасная королевна».(6) Пустился Иван-царевич дальше, наезжал на шатры белые, выходила к нему навстречу Марья Моревна, прекрасная королевна: «Здравствуй, царевич, куда тебя бог несет — по воле аль по неволе?»(7) Отвечал ей Иван-царевич: «Добрые молодцы по неволе не ездят!» — «Ну, коли дело не к спеху, погости у меня в шатрах». Иван-царевич тому и рад, две ночи в шатрах ночевал, полюбился Марье Моревне и женился на ней.(8)
Марья Моревна, прекрасная королевна, взяла его с собой в свое государство; пожили они вместе сколько-то времени, и вздумалось королевне на войну собираться(9); покидает она на Ивана-царевича все хозяйство и приказывает: «Везде ходи, за всем присматривай; только в этот чулан не моги заглядывать!»(10) Он не вытерпел, как только Марья Моревна уехала, тотчас бросился в чулан, отворил дверь, глянул — а там висит Кощей Бессмертный, на двенадцати цепях прикован. Просит Кощей у Ивана-царевича: «Сжалься надо мной, дай мне напиться! Десять лет я здесь мучаюсь, не ел, не пил — совсем в горле пересохло!» Царевич подал ему целое ведро воды; он выпил и еще запросил: «Мне одним ведром не залить жажды; дай еще!» Царевич подал другое ведро; Кощей выпил и запросил третье, а как выпил третье ведро — взял свою прежнюю силу, тряхнул цепями и сразу все двенадцать порвал. «Спасибо, Иван-царевич! — сказал Кощей Бессмертный. — Теперь тебе никогда не видать Марьи Моревны, как ушей своих!» — и страшным вихрем вылетел в окно, нагнал на дороге Марью Моревну, прекрасную королевну, подхватил ее и унес к себе. А Иван-царевич горько-горько заплакал, снарядился и пошел в путь-дорогу: «Что ни будет, а разыщу Марью Моревну!»
Идет день, идет другой, на рассвете третьего видит чудесный дворец, у дворца дуб стоит, на дубу ясен сокол сидит. Слетел сокол с дуба, ударился оземь, обернулся добрым молодцем и закричал: «Ах, шурин мой любезный! Как тебя господь милует?» Выбежала Марья-царевна, встрела Ивана-царевича радостно, стала про его здоровье расспрашивать, про свое житье-бытье рассказывать. Погостил у них царевич три дня и говорит: «Не могу у вас гостить долго; я иду искать жену мою, Марью Моревну, прекрасную королевну». — «Трудно тебе cыскать ее, — отвечает сокол. — Оставь здесь на всякий случай свою серебряную ложку: будем на нее смотреть, про тебя вспоминать». Иван-царевич оставил у сокола свою серебряную ложку и пошел в дорогу.
Шел он день, шел другой, на рассвете третьего видит дворец еще лучше первого, возле дворца дуб стоит, на дубу орел сидит. Слетел орел с дерева, ударился оземь, обернулся добрым молодцем и закричал: «Вставай, Ольга-царевна! Милый наш братец идет». Ольга-царевна тотчас прибежала навстречу, стала его целовать-обнимать, про здоровье расспрашивать, про свое житье-бытье рассказывать. Иван-царевич погостил у них три денька и говорит: «Дольше гостить мне некогда; я иду искать жену мою, Марью Моревну, прекрасную королевну». Отвечает орел: «Трудно тебе сыскать ее; оставь у нас серебряную вилку: будем на нее смотреть, тебя вспоминать». Он оставил серебряную вилку и пошел в дорогу.
День шел, другой шел, на рассвете третьего видит дворец лучше первых двух(11), возле дворца дуб стоит, на дубу ворон сидит. Слетел ворон с дуба, ударился оземь, обернулся добрым молодцем и закричал: «Анна-царевна! Поскорей выходи, наш братец идет». Выбежала Анна-царевна, встрела его радостно, стала целовать-обнимать, про здоровье расспрашивать, про свое житье-бытье рассказывать. Иван-царевич погостил у них три денька и говорит: «Прощайте! Пойду жену искать — Марью Моревну, прекрасную королевну». Отвечает ворон: «Трудно тебе сыскать ее; оставь-ка у нас серебряную табакерку: будем на нее смотреть, тебя вспоминать». Царевич отдал ему серебряную табакерку, попрощался и пошел в дорогу.
День шел, другой шел, а на третий добрался до Марьи Моревны. Увидала она своего милого, бросилась к нему на шею, залилась слезами и промолвила: «Ах, Иван-царевич! Зачем ты меня не послушался — посмотрел в чулан и выпустил Кощея Бессмертного?» — «Прости, Марья Моревна! Не поминай старого, лучше поедем со мной, пока не видать Кощея Бессмертного; авось не догонит!» Собрались и уехали. А Кощей на охоте был; к вечеру он домой ворочается, под ним добрый конь спотыкается. «Что ты, несытая кляча, спотыкаешься? Али чуешь какую невзгоду?» Отвечает конь: «Иван-царевич приходил, Марью Моревну увез». — «А можно ли их догнать?» — «Можно пшеницы насеять, дождаться, пока она вырастет, сжать ее, смолотить, в муку обратить, пять печей хлеба наготовить, тот хлеб поесть, да тогда вдогонь ехать — и то поспеем!» Кощей поскакал, догнал Иван-царевича: «Ну, — говорит, — первый раз тебя прощаю за твою доброту, что водой меня напоил; и в другой раз прощу, а в третий берегись — на куски изрублю!»(12) Отнял у него Марью Моревну и увез; а Иван-царевич сел на камень и заплакал.
Поплакал-поплакал и опять воротился назад за Марьей Моревною; Кощея Бессмертного дома не случилося. «Поедем, Марья Моревна!» — «Ах, Иван-царевич! Он нас догонит». — «Пускай догонит; мы хоть часок другой проведем вместе». Собрались и уехали. Кощей Бессмертный домой возвращается, под ним добрый конь спотыкается. «Что ты, несытая кляча, спотыкаешься? Али чуешь какую невзгоду?» — «Иван-царевич приходил, Марью Моревну с собой взял». — «А можно ли догнать их?» — «Можно ячменю насеять, подождать, пока он вырастет, сжать-смолотить, пива наварить, допьяна напиться, до отвала выспаться да тогда вдогонь ехать — и то поспеем!» Кощей поскакал, догнал Ивана-царевича: «Ведь я ж говорил, что тебе не видать Марьи Моревны, как ушей своих!» Отнял ее и увез к себе.
Оставался Иван-царевич один, поплакал-поплакал и опять воротился за Марьей Моревною; на ту пору Кощея дома не случилося. «Поедем, Марья Моревна!» — «Ах, Иван-царевич! Ведь он догонит, тебя в куски изрубит». — «Пускай изрубит! Я без тебя жить не могу». Собрались и поехали. Кощей Бессмертный домой возвращается, под ним добрый конь спотыкается. «Что ты спотыкаешься? Али чуешь какую невзгоду?» — «Иван-царевич приходил, Марью Моревну с собой взял». Кощей поскакал, догнал Ивана-царевича, изрубил его в мелкие куски и поклал в смоленую бочку; взял эту бочку, скрепил железными обручами и бросил в синее море, а Марью Моревну к себе увез.
В то самое время у зятьев Иван-царевича серебро почернело. «Ах, — говорят они, — видно, беда приключилася!» Орел бросился на сине море, схватил и вытащил бочку на берег, сокол полетел за живой водою, а ворон за мертвою.(13) Слетелись все трое в одно место, разбили бочку, вынули куски Ивана-царевича, перемыли и склали как надобно. Ворон брызнул мертвой водою — тело срослось, съединилося; сокол брызнул живой водою — Иван-царевич вздрогнул, встал(14) и говорит: «Ах, как я долго спал!» — «Еще бы дольше проспал, если б не мы! — отвечали зятья. — Пойдем теперь к нам в гости». — «Нет, братцы! Я пойду искать Марью Моревну».
Приходит к ней и просит: «Разузнай у Кощея Бессмертного, где он достал себе такого доброго коня». Вот Марья Моревна улучила добрую минуту и стала Кощея выспрашивать. Кощей сказал: «За тридевять земель, в тридесятом царстве, за огненной рекою живет баба-яга; у ней есть такая кобылица, на которой она каждый день вокруг света облетает. Много у ней и других славных кобылиц; я у ней три дня пастухом был, ни одной кобылицы не упустил, и за то баба-яга дала мне одного жеребеночка». — «Как же ты через огненную реку переправился?» — «А у меня есть такой платок — как махну в правую сторону три раза, сделается высокий-высокий мост, и огонь его не достанет!» Марья Моревна выслушала, пересказала все Ивану-царевичу и платок унесла да ему отдала.
Иван-царевич переправился через огненную реку и пошел к бабе-яге. Долго шел он не пивши, не евши. Попалась ему навстречу заморская птица с малыми детками. Иван-царевич говорит: «Съем-ка я одного цыпленочка». — «Не ешь, Иван-царевич! — просит заморская птица. — В некоторое время я пригожусь тебе».(15) Пошел он дальше; видит в лесу улей пчел. «Возьму-ка я, — говорит, — сколько-нибудь медку». Пчелиная матка отзывается: «Не тронь моего меду, Иван-царевич! В некоторое время я тебе пригожусь». Он не тронул и пошел дальше; попадает ему навстречу львица со львенком. «Съем я хоть этого львенка; есть так хочется, ажно тошно стало!» — «Не тронь, Иван-царевич, — просит львица. — В некоторое время я тебе пригожусь». — «Хорошо, пусть будет по-твоему!»
Побрел голодный, шел-шел — стоит дом бабы-яги, кругом дома двенадцать шестов, на одиннадцати шестах по человечьей голове, только один незанятый.(16) «Здравствуй, бабушка!» — «Здравствуй, Иван-царевич! Почто пришел — по своей доброй воле аль по нужде?»(17) «Пришел заслужить у тебя богатырского коня». — «Изволь, царевич! У меня ведь не год служить, а всего-то три дня; если упасешь моих кобылиц — дам тебе богатырского коня, а если нет, то не гневайся — торчать твоей голове на последнем шесте»(18). Иван-царевич согласился; баба-яга его накормила-напоила и велела за дело приниматься. Только что выгнал он кобылиц в поле, кобылицы задрали хвосты и все врозь по лугам разбежались; не успел царевич глазами вскинуть, как они совсем пропали. Тут он заплакал-запечалился, сел на камень и заснул. Солнышко уже на закате, прилетела заморская птица и будит его: «Вставай, Иван-царевич! Кобылицы теперь дома».(19) Царевич встал, воротился домой; а баба-яга и шумит и кричит на своих кобылиц: «Зачем вы домой воротились?» — «Как же нам было не воротиться? Налетели птицы со всего света, чуть нам глаз не выклевали». — «Ну, вы завтра по лугам не бегайте, а рассыпьтесь по дремучим лесам».
Переспал ночь Иван-царевич; наутро баба-яга ему говорит: «Смотри, царевич, если не упасешь кобылиц, если хоть одну потеряешь — быть твоей буйной головушке на шесте!» Погнал он кобылиц в поле; они тотчас задрали хвосты и разбежались по дремучим лесам. Опять сел царевич на камень, плакал, плакал, да и уснул. Солнышко село за лес; прибежала львица: «Вставай, Иван-царевич! Кобылицы все собраны», Иван-царевич встал и пошел домой; баба-яга пуще прежнего и шумит и кричит на своих кобылиц: «Зачем домой воротились?» — «Как же нам было не воротиться? Набежали лютые звери со всего света, чуть нас совсем не разорвали». «Ну, вы завтра забегите в сине море».
Опять переспал ночь Иван-царевич, наутро посылает его баба-яга кобылиц пасти: «Если не упасешь — быть твоей буйной головушке на шесте». Он погнал кобылиц в поле; они тотчас задрали хвосты, скрылись с глаз и забежали в сине море; стоят в воде по шею. Иван-царевич сел на камень, заплакал и уснул. Солнышко за лес село, прилетела пчелка и говорит: «Вставай, царевич! Кобылицы все собраны; да как воротишься домой, бабе-яге на глаза не показывайся, пойди в конюшню и спрячься за яслями. Там есть паршивый жеребенок — в навозе валяется, ты украдь его и в глухую полночь уходи из дому».
Иван-царевич встал, пробрался в конюшню и улегся за яслями; баба-яга и шумит и кричит на своих кобылиц: «Зачем воротились?» — «Как же нам было не воротиться? Налетело пчел видимо-невидимо со всего света и давай нас со всех сторон жалить до крови!»
Баба-яга заснула, а в самую полночь Иван-царевич украл у нее паршивого жеребенка, оседлал его, сел и поскакал к огненной реке. Доехал до той реки, махнул три раза платком в правую сторону — и вдруг, откуда ни взялся, повис через реку высокий, славный мост. Царевич переехал по мосту и махнул платком на левую сторону только два раза — остался через реку мост тоненький-тоненький! Поутру пробудилась баба-яга — паршивого жеребенка видом не видать! Бросилась в погоню; во весь дух на железной ступе скачет, пестом погоняет, помелом след заметает. Прискакала к огненной реке, взглянула и думает: «Хорош мост!» Поехала по мосту, только добралась до средины — мост обломился и баба-яга чубуpах в реку; тут ей и лютая смерть приключилась!(20) Иван-царевич откормил жеребенка в зеленых лугах; стал из него чудный конь.
Приезжает царевич к Марье Моревне; она выбежала, бросилась к нему на шею: «Как тебя бог воскресил?» — «Так и так, — говорит. — Поедем со мной». — «Боюсь, Иван-царевич! Если Кощей догонит, быть тебе опять изрублену». — «Нет, не догонит! Теперь у меня славный богатырский конь, словно птица летит». Сели они на коня и поехали. Кощей Бессмертный домой ворочается, под ним конь спотыкается. «Что ты, несытая кляча, спотыкаешься? Али чуешь какую невзгоду?» — «Иван-царевич приезжал, Марью Моревну увез». — «А можно ли их догнать?» — «Бог знает! Теперь у Ивана-царевича конь богатырский лучше меня». — «Нет, не утерплю, — говорит Кощей Бессмертный, — поеду в погоню». Долго ли, коротко ли(21) — нагнал он Иван-царевича(22), соскочил наземь и хотел было сечь его острой саблею; в те поры конь Ивана-царевича ударил со всего размаху копытом Кощея Бессмертного и размозжил ему голову а царевич доконал его палицей. После того наклал царевич груду дров, развел огонь, спалил Кощея Бессмертного на костре и самый пепел его пустил по ветру. (23)
Марья Моревна села на Кощеева коня, а Иван-царевич на своего, и поехали они в гости сперва к ворону, потом к орлу, а там и к соколу. Куда ни приедут, всюду встречают их с радостью: «Ах, Иван-царевич, а уж мы не чаяли тебя видеть. Ну, да недаром же ты хлопотал: такой красавицы, как Марья Моревна, во всем свете поискать — другой не найти!» Погостили они, попировали: и поехали в свое царство; приехали и стали себе жить-поживать, добра наживать да медок попивать.(24)
Prepared by: Maria J. Rogers.
Last revised: 2011-07-25T16:14:11+0000
свататься ‘court, seek hand in marriage’
отдавай отдавать: ‘here, to give away in marriage’
похоронил похронить: ‘bury’
гроза ‘thunderstorm’
сватом ‘matchmaker’
коли ‘если’
вихрем вихрь: ‘whirlwind’
молнией молния: ‘lightning’
орел ‘eagle’
прежде ‘formerly, heretofore’
воли воля: ‘will, volition’
ворон ‘raven’
рать-сила ‘powerful army’
побитая побитый: ‘whipped, beaten ’
коли ‘если’
войско великое ‘great army’
королевна ‘princess’
шатры шатер: ‘tent’
чулан ‘closet, store room’
вытерпел вытерпеть: ‘endure, suffer’
бросился броситься: ‘rush’
цепях цепь: ‘chain’
прикован приковать: ‘chain, fetter’
сжалься ‘have mercy’
мучаюсь мучаться: ‘suffer’
пересохло пересохнуть: ‘parch, dry’
ведро ‘bucket’
жажды жажда: ‘thirst, greed’
прежнюю прежний: ‘former, past’
тряхнул тряхнуть: ‘shake’
вихрем ‘like a terrible whirlwind’
подхватил подхватить: ‘catch up, pick up’
снарядился снарядиться: ‘equip oneself’
чудесный ‘wonderful, fantastic’
дворец ‘palace’
дуб ‘oak tree’
шурин ‘brother-in-law’
встрела ‘встретила’
табакерку табакерка: ‘snuffbox, tabacco box’
промолвила промолвить: ‘сказать не громко’
выпустил выпустить: ‘release’
авось ‘может быть’
догонит догнать: ‘overtake’
конь ‘steed, horse’
спотыкается спотыкаться: ‘stumble, falter’
несытая кляча ‘insatiable nag’
чуешь ‘слушать’
невзгоду невзгода: ‘adversity, misery’
пшеницы ‘wheat’
сжать ‘reap’
муку мука: ‘flour’
вдогонь ‘in pursuit’
догнал догнать: ‘catch’
доброту доброта: ‘kindness’
изрублю изрубить: ‘cut into pieces’
отнял Отнять: ‘take away’
ячменю ячмень: ‘barley’
сжать-смолотить ‘reap-and-grind’
наварить ‘brew’
до отвала ‘to satiety’
смоленую смоленный: ‘tarred’
бочку бочка: ‘barrel’
скрепил скрепить: ‘seal, secure’
железными обручами железный обруч: ‘iron hoop’
склали скласть: ‘put down together’
надобно ‘needed’
срослось срастись: ‘grow together’
кобылица ‘filly’
облетает облетать: ‘fly around’
упустил упустить: ‘miss, lose track of’
жеребеночка жеребенок: ‘foal’
огненную огненный: ‘fiery’
переправился переправиться: ‘cross over’
заморская заморский: ‘overseas’
улей пчел ‘hive of bees’
львица ‘lioness’
шестах шест: ‘pole, staff’
заслужить ‘earn, merit’
богатырского богатырский: ‘heroic’
изволь ‘certainly, be my guest’
упасешь упасти: ‘shepherd, herd’
гневайся гневаться: ‘сердиться’
задрали задрать: ‘stick up’
лугам луг: ‘field, meadow’
разбежались разбежаться: ‘scatter’
вскинуть here, ‘cast an eye’
пропали пропасть: ‘lose’
закате ‘sunset’
выклевали выклевать: ‘peck out’
дремучим дремучий: ‘dense’
пуще прежнего ‘more than ever’
лютые лютый: ‘fierce’
звери ‘animals, beasts’
пасти ‘graze, herd’
шею шея: ‘neck’
яслями ясли: ‘manger, crib’
паршивый ‘lousy, mangy’
навозе навоз: ‘manure, muck’
глухую глухий: ‘deaf, deep’
конюшню конюшня: ‘stables’
жалить ‘sting, bite’
махнул махнуть: ‘wave, flap’
погоню погоня: ‘chase, pursuit’
ступе ступа: ‘mortar’
пестом пест: ‘pestle’
помелом помело: ‘broom’
чубуpах onomatopoeia for‘falling down with a boom’
чудный ‘wonderful, marvelous’
размаху размах: ‘scope, range’
палицей ‘mace’
груду груда: ‘pile’
чаяли чаять: ‘expect’
хлопотал хлопотать: ‘fuss, bother’
медок ‘nectar’
1 В некотором царстве, в некотором государстве жил-был Most Russian magic tales begin in this fashion, either with only жил-был ‘once upon a time’ or with the geographic amplification in a certain kingdom, in a certain land. This pseudo-specification contributes to the generality of the tale by not locating it in a particular real time or place.
2 ударился сокол об пол, сделался добрым молодцем Shape-changing in the Russian tradition is usually accomplished by striking the earth, which may reflect a traditional belief in the creative power of the earth itself.
3 целого года как не бывало Time in folk tales is arbitrary, and the passage of long periods is often dispatched with a single phrase of this sort.
4 пошел Иван-царевич с двумя сестрами во зеленый сад погулять. Опять встает туча с вихрем, с молнией. «Пойдемте, сестрицы, домой!» — говорит царевич. Только пришли во дворец — как ударил гром, распалася крыша, раздвоился потолок, и влетел орел; ударился об пол и сделался добрым молодцем: «Здравствуй, Иван-царевич! Прежде я гостем ходил, а теперь пришел сватом». Notice how when actions are repeated the dialogue is also often repeated verbatim. This reflects the oral tradition of fairy tales.
5 прежние были хороши собой, а этот еще лучше When including three items (a stylistic feature known as trebling) there is typically a progression from good to better to best in the description of each succeeding point.
6 «Все это войско великое побила Марья Моревна, прекрасная королевна». Much as Ivan is initially associated with feminine imagery (such as walks in the garden with his sisters), Marya Morevna, unlike other princesses in most folk tales, is introduced as a warrior - almost always a masculine role.
7 «Здравствуй, царевич, куда тебя бог несет — по воле аль по неволе?» This is a common question to journeying heroes in the tales.
8 «Ну, коли дело не к спеху, погости у меня в шатрах». Иван-царевич тому и рад, две ночи в шатрах ночевал, полюбился Марье Моревне и женился на ней. In another gender reversal, it is an active Marya who invites the relatively passive Ivan to spend the night in her tent.
9 вздумалось королевне на войну собираться Not only does Marya leave her kingdom to wage war (for no apparent purpose), a stereotypical male activity, but she leaves her lover behind in the process.
10 «Везде ходи, за всем присматривай; только в этот чулан не моги заглядывать!» This is the main interdiction in the tale: Ivan is told not to look in the storeroom. The remainder of the plot stems from his failure to follow the rule. Also note that heroes are never told either the reason for the interdiction or the consequences of violating it, which exacerbates the curiosity that impels them to that violation. This episode is yet another gender reversal; in the more common tale of this type, exemplified by the western Bluebeard tradition, the new bride is admonished not to look in one particular room, an interdiction that she violates, only to discover the corpses of her husband’s previous wives.
11 видит дворец лучше первых двух With the knights’ palaces, as with the suitors above, the third is described as the best.
12 «Ну, — говорит, — первый раз тебя прощаю за твою доброту, что водой меня напоил; и в другой раз прощу, а в третий берегись — на куски изрублю!» In another instance of trebling, Koshchei here announces the first of three repetitions.
13 «Ах, — говорят они, — видно, беда приключилася!» Орел бросился на сине море, схватил и вытащил бочку на берег, сокол полетел за живой водою, а ворон за мертвою. There is no explanation of how the brothers-in-law knew where to find Ivan. It is typical for folk tales that listeners do not demand explanations for events that advance the plot.
14 Ворон брызнул мертвой водою — тело срослось, съединилося; сокол брызнул живой водою — Иван-царевич вздрогнул, встал The waters of life and death appear in many other Russian folk tales, usually with the same powers: the water of death reunifies a body that has been cut to pieces, then the water of life reanimates that body. Typically they must be brought from somewhere far away.
15 «Не ешь, Иван-царевич! — просит заморская птица. — В некоторое время я пригожусь тебе». It is common in the tales for the hero to encounter an animal and decide to kill it, only to be dissuaded by the animal’s promise that, if spared, it will some day provide a useful service. This is a variant of the magic helper’s test of the hero; in this case the hero’s compassion is tested.
16 Побрел голодный, шел-шел — стоит дом бабы-яги, кругом дома двенадцать шестов, на одиннадцати шестах по человечьей голове, только один незанятый. Baba-Yaga’s hut most often stands on chicken legs and either spins endlessly or faces the forest (so that the hero or heroine must enjoin it to turn around to admit a visitor). But in this and some other tales it also described as surrounded by a fence of impaled skulls, with the implicit (or, later in this tale, explicit) threat that the vacant stake awaits the skull of the visiting hero or heroine.
17 «Здравствуй, Иван-царевич! Почто пришел — по своей доброй воле аль по нужде?» Baba-Yaga asks Ivan essentially the same question that Marya posed earlier.
18 «Изволь, царевич! У меня ведь не год служить, а всего-то три дня; если упасешь моих кобылиц — дам тебе богатырского коня, а если нет, то не гневайся — торчать твоей голове на последнем шесте» Unlike Koshchei, who is invariably evil, Baba-Yaga plays different roles in different tales. In some she is depicted from the beginning as a cannibalistic wicked witch (see “Баба-яга и жихарь” (106) , while in others she tests visiting heroes and heroines and then helps them when they pass the test (e.g., “Василиса прекрасная” (105) . In this particular tale, Baba-Yaga pretends to strike a deal with Ivan, although she intends to cheat him.
19 Солнышко уже на закате, прилетела заморская птица и будит его: «Вставай, Иван-царевич! Кобылицы теперь дома». Here and in the episodes below, the animals spared by Ivan provide the helpful service they promised.
20 Поехала по мосту, только добралась до средины — мост обломился и баба-яга чубуpах в реку; тут ей и лютая смерть приключилась! As noted above, Baba-Yaga is sometimes villainous and sometimes not, and her villainous variant sometimes dies and sometimes escapes death. Note that Baba-Yaga’s death in one tale does not preclude her presence in another; the tales are not continuous, and Baba-Yaga, like the wicked witch of western tales, is a type, rather than an individual.
21 Долго ли, коротко ли This is a common way of representing the arbitrariness of fairy-tale time. Not only is the time not specific, but it is not even described as long or short.
22 нагнал он Иван-царевича Usually when the hero obtains a magic agent it is perfectly suited to his needs, but in this tale the wonderful horse that Ivan obtained from Baba-Yaga seems to serve no purpose, since Koshchei catches up with him easily.
23 в те поры конь Ивана-царевича ударил со всего размаху копытом Кощея Бессмертного и размозжил ему голову а царевич доконал его палицей. После того наклал царевич груду дров, развел огонь, спалил Кощея Бессмертного на костре и самый пепел его пустил по ветру. Koshchei the Deathless is not actually immortal; the epithet traditionally refers to the fact that his death does not reside with him, and the hero who wishes to kill Koshchei must first travel to a particular location to obtain it. In this tale, however, Koshchei is much easier to kill, thanks to Ivan't wonderful horse.
24 Погостили они, попировали: и поехали в свое царство; приехали и стали себе жить-поживать, добра наживать да медок попивать. A Russian counterpart to and they lived happily ever after.